Москва, 21 марта 2017 г.
А.И. Агеев, генеральный директор НП «Институт экономических стратегий», доктор экономических наук, профессор, академик РАЕН: В феврале и в начале марта сего года был опубликован эскизный проект просветительской работы. В нем рассмотрена эволюция философии евразийства, изменение национальной ментальности народов в странах Евразийского экономического союза под влиянием коммунистической и демократической идеологии. Отдельным базовым фрагментом является раздел об историческом фундаменте евразийской интеграции. Сегодня мы обсуждаем результаты этой НИР, понимая, что не у всех были одинаковые возможности ознакомиться с ее результатами.
В материалах есть анкета, прошу вас ее заполнить — крайне важно учесть ваше экспертное мнение. В буклете имеется запрос на информацию об экспертах, сейчас к любому экспертному заключению предъявляются очень жесткие требования по обоснованию экспертного статуса. Второй блок охватывает проблематику этой работы. Просьба не забыть выполнить эту миссию, поскольку в дальнейшем мы предполагаем все это обобщить и выйти на следующие обсуждения уже с учетом мнений всех экспертов. Сегодня мы планируем работать примерно до трех часов. Базовый доклад сделает Сергей Юрьевич Глазьев. Также прошу приготовиться Сергея Алексеевича Побываева и Дмитрия Аркадьевича Митяева. Хотелось бы, чтобы доклады запустили активное обсуждение.
Сергей Юрьевич, пожалуйста!
С.Ю. Глазьев, советник Президента РФ по вопросам региональной экономической интеграции, академик РАН: Спасибо, Александр Иванович. Я бы хотел сказать несколько слов об актуальности данной темы и поблагодарить всех, кто пришел сегодня на обсуждение. Я думаю, это не последнее наше обсуждение, поскольку вопрос широкомасштабный и его нужно обсуждать с представителями разных школ и разных государств. Нам нужно будет обсудить его с коллегами из Казахстана, Белоруссии, Украины, Армении, Киргизии, Китая и Индии, то есть речь идет о широкой евразийской интеграции. Но даже если мы говорим о Евразийском экономическом союзе, нам, прежде чем выходить на широкую международную дискуссию, хорошо было бы в узком кругу разобраться, в чем заключается идейный позитив евразийской интеграции. Мы привыкли оперировать цифрами, доказывать экономический эффект, мы хорошо научились это делать. Однако жизнь гораздо разнообразнее, чем математические модели. Пока в Российской Федерации был экономический подъем и росли доходы, евразийская интеграция шла на ура, но как только у нас начался спад, наши коллеги, идеологи в сопредельных государствах и государствах — членах ЕАЭС, стали говорить о том, что экономические трудности, которые они испытывают в связи с ухудшением экономического положения в России, на чью долю приходится 80% экономики Евразийского экономического союза, обусловлены интеграционным процессом. И что цены у них растут из-за этого, и падение производства, и кредитов нет. Я не буду сейчас вдаваться в подробности, скажу только, что, если бы не было Евразийского экономического союза, ситуация у них была бы еще хуже. Правы они в том, что все как позитивные, так и негативные экономические составляющие, определяющие экономическую конъюнктуру у наших партнеров по Евразийскому союзу, главным образом индуцируются событиями в России.
Есть в России подъем — у них тоже подъем, спад в России — и у них тоже падение. В России провалился рубль — значит, у них тоже дестабилизация на валютном рынке и так далее. Иначе говоря, мы все очень сильно взаимосвязаны. Поскольку экономического позитива у нас не так много, а негатива хватает, все это провоцирует национал-сепаратистские тенденции, пустые разговоры о цивилизационном выборе, которые мы слышали на Украине, но сначала не обращали на них внимания. Мы с некоторыми коллегами участвовали в этих дискуссиях: мы им цифры, а они нам цивилизационный выбор. Что такое цивилизационный выбор, они объяснить не могли, но по сути это означало стремление попасть в Европейский союз и отгородиться от нас. Причем это стремление было абсолютно идеологическим, поскольку никаких рациональных аргументов, даже разъясняющих понятие «общеевропейский цивилизационный выбор», приведено не было.
Печальная история с Украиной говорит о том, что если мы не дорабатываем в области идеологии, то экономические аргументы, даже позитивные, не помогут. Мы видим, что Украину постигла экономическая катастрофа; если бы она была с нами в Евразийском экономическом союзе, то ситуация была бы гораздо лучше. Но даже эта экономическая катастрофа пока не отрезвляет националистов, они по-прежнему формируют общественное сознание. Это террор, репрессии, нелегитимный авторитарный режим. Горький украинский урок заключается в том, что если мы не подложим под евразийскую интеграцию серьезной идеологической основы, рассчитывать на то, что нам удастся убедить наших партнеров только рациональными аргументами, не следует. Ради этого мы, собственно, и собрались, ради этого был затеян проект. Надо подумать о том, какие идейные основы мы можем сегодня предложить участникам большого евразийского партнерства, если говорить, используя термин нашего президента, — именно он выдвинул инициативу о создании большого евразийского партнерства. Начинать, как мне кажется, надо с Евразийского экономического союза, пока мы еще помним нашу общую историю, пока нас объединяет общая Победа, память о которой сохранилась в общественном сознании, и пока все мы говорим на русском языке.
Поражает, насколько прозорливыми были классики евразийской интеграции, особенно Н.С. Трубецкой. В 1926 или 1927 году он предвидел падение коммунистического режима. Трубецкой писал, что Российская империя — это было государство русского народа с православной верой и русским царем во главе. А коммунистическая Россия — это государство победившего пролетариата во главе с коммунистической партией, оно просуществует до тех пор, пока пролетариат как доминирующий класс будет сохранять гегемонию. Но пролетариат в силу научно-технического прогресса и экономического развития не может вечно быть гегемоном, поэтому рано или поздно сформируется более широкая общность, и она действительно сформировалась. Советские обществоведы обозначили ее как советский народ. Тут-то, по мнению Трубецкого, коммунистическая идеология и даст сбой, Советский Союз развалится, и главной угрозой единству страны, с его точки зрения, будет национал-сепаратизм. Собственно говоря, это и произошло.
Рассуждая о будущем, Трубецкой в 1926 году сформулировал очень емкие, но в то же время достаточно банальные рекомендации. Первое: новая общность должна строиться не на какой-то господствующей нации или господствующем классе, а на взаимном уважении. Не должно быть никаких гегемонов или претендентов на доминирование, нужно договариваться подобру-поздорову. Второе: в основе этой общности может лежать только общность исторической судьбы — это то, о чем сегодня заявляют китайцы. Но общность исторической судьбы в понимании Трубецкого означала совместную жизнь народов в евразийской империи — Российской империи, Советском Союзе. Этот опыт проживания в границах единого государства или квазигосударства в течение веков составляет единственную серьезную основу для планирования общего будущего. От этого мы и оттолкнулись, пытаясь наполнить наиболее глубоким и более конкретным содержанием понятие «общее прошлое», на котором можно построить общее будущее. И здесь первое, с чем мы сталкиваемся, — это то, что наше прошлое понимают по-разному не только в разных республиках, но и в Российской Федерации. Понимание прошлого варьирует в зависимости от того, какие мифологемы человек воспринял в процессе обучения. Объективное представление об историческом прошлом чрезвычайно трудно сформировать. Например, есть очень разные точки зрения по вопросу о том, чем была татаро-монгольская империя, или Орда, — она у нас обычно воспринимается негативно. Но есть другие исторические концепции, постулирующие, рассматривающие Орду как единое государство, в центре которого были не монголы и не татары — тогда не существовало ни монголов, ни татар, ни русских. Это была некая протоимперия Орда-Русь с центром в европейской части. Есть потрясающее исследование ДНК, которое показывает, что с генетической точки зрения общность людей, населяющих Евразию, не вызывает сомнения. Я имею в виду тот ареал, который мы сегодня рассматриваем, — Евразийский экономический союз плюс Украина.
И самое важное, о чем я хотел сказать: мы видим, что тот национал-сепаратизм, о котором предупреждал Трубецкой, незаметно прорастает, и этот нелинейный процесс захватывает умы миллионов людей, особенно представителей молодого поколения, которое растет на откровенных мифах. Возьмем украинский пример как наиболее яркий. Мифологема о происхождении украинского народа, о взаимоотношениях с Россией и Москвой, внедряемая сегодня в сознание молодых украинцев, посещающих среднюю школу, построена на вымыслах. Это чисто сказочная концепция, в которой даже исторические факты XVIII, XIX, XX веков кардинально искажаются. Выдумываются события, не имевшие места, малозначимым событиям придается доминирующее значение, выхолащивается единство. Этот национал-сепаратизм, ведущий к трагическим последствиям, строится на одной идее — идее противостояния Москве, противостояния России. Речь не только об Украине.
Возьмите любую республику бывшего СССР, и везде увидите те же самые явления. Аналогичные мифы создаются в Казахстане и даже в Белоруссии. Если мы не будем вести работу с нашими коллегами и партнерами по ЕАЭС, то навязчивая национал-сепаратистская мифология овладеет умами и станет серьезной политической силой. Поэтому при всей кажущейся банальности этой темы нельзя отрицать, что она весьма актуальна и имеет значимые политические последствия. Как известно, идеи правят миром. Мы должны предложить нашим партнерам по евразийской интеграции эти идеи, защитить и обосновать их, чтобы сделать партнеров союзниками, единомышленниками. Если мы этого не сумеем, то интеграция, основанная на одном только конъюнктурном, экономическом фундаменте, будет очень шаткой и может стать жертвой любого серьезного экономического кризиса.
Единственная идеология, которая у нас сегодня доминирует в общественно-историческом сознании, — это идеология отрицания, отрицания великого прошлого, отрицания истории, ее дискредитация.
В заключение хочу поделиться впечатлениями от посещения двух археологических музеев в Китае. С нашей точки зрения, это очень наивные коллекции предметов, которым приписывают четырехтысячелетнюю историю. Не буду давать никаких оценок, скажу только, что в Китае вся история хорошая. Что бы ни происходило, они во всем видят позитив, даже в войнах, унесших множество жизней, даже в «культурной революции», которая совершалась на наших глазах и признана трагической ошибкой. В каждом моменте своей истории китайские ученые и обществоведы находят нечто позитивное, создавая общую генеральную линию преемственности накопления позитива. У нас же, наоборот, сплошное отрицание. Нам нужно выработать позитивное отношение к нашей общей истории, которое бы позволило, накапливая позитив общего прошлого, выйти на конструкцию позитивного образа общего будущего.
А.И. Агеев: Спасибо, Сергей Юрьевич. Сейчас мы первым блоком из трех обобщенных докладов запускаем энергию обсуждения, а потом выступят все желающие. Регламент для докладчика будет варьировать, но не более десяти минут.
С.А. Побываев, ведущий научный сотрудник Финансового университета при Правительстве РФ, кандидат экономических наук: Господа, я хочу взять пример с Сергея Юрьевича и не вдаваться в подробности, тем более что они есть в моем материале, вы можете его почитать на досуге.
Евразийство мы вряд ли можем назвать философией, скорее это синтетическое интеллектуальное течение, которое можно разделить на три периода — классическое евразийство, зародившееся в среде интеллектуальной русской эмиграции, затем творчество Льва Николаевича Гумилева и, так сказать, неоевразийство, возникшее после 1991 года. Классическое евразийство представлено Н.С. Трубецким, П.Н. Савицким, П.П. Сувчинским, Г.В. Флоровским. Их объединяют размышления об истории России и ее будущем. Кстати, практически все они начинали как либералы. Забавно, что большинство евразийцев имеют украинские корни, украинское происхождение, и тем не менее они перешли в совершенно иное поле.
Познакомившись с Европой, основатели евразийства на собственном опыте поняли, что копирование Европы, стремление европеизировать Русь — это не благо, а скорее недостаток, потому что Европа отторгает нас. Бытовавшая со времен Карамзина идея о том, что татаро-монгольское иго — это зло, поскольку оно замедлило развитие Руси, подвергается критике. Может быть, с европейской точки зрения оно действительно замедлило развитие, но на самом-то деле привнесло новую административную структуру в управление огромной территорией и так далее и тому подобное. Евразийство как интеллектуальное течение просуществовало, к сожалению, недолго. К 1925 году Трубецкой констатировал крах евразийства, если я не ошибаюсь, в 1922 году его покинул Флоровский, а потом и другие. В 1928 году произошел так называемый фламандский раскол, связанный с отношением к большевикам.
Одновременно в начале 1920-х годов возникло движение сменовеховцев, которые выступали за переосмысление отношения эмиграции к СССР. Евразийское движение, к сожалению, все больше политизировалось. В конце концов многие его представители попались на удочку в НКВД — были вовлечены в операцию «Трест», а некоторые из них работали на НКВД, например Сергей Яковлевич Эфрон и Святополк-Мирский. Они, скажем так, занимались уже далеко не интеллектуальной деятельностью, в газете «Евразия» публиковали материалы о достижениях первых пятилеток с подачи своих новых хозяев. К сожалению, оба они поплатились за это жизнью. Эфрон, будто бы, был застрелен лично Берией, а Святополк-Мирский умер в лагере под Магаданом, но это не столь важно.
К 1938 году интеллектуальная традиция, не будучи востребована, сходит на нет. Они пытались что-то сделать в СССР, договориться с Пятаковым, найти какую-то общую идеологию, но так ничего и не вышло. Тем не менее связь времен не прервалась, и сын знаменитых родителей Лев Николаевич Гумилев, который занялся тюркской тематикой, продолжил это дело. По легенде в лагере он познакомился с Савицким, но это неправда, они не были знакомы. Но Гумилев переписывался с Савицким и с Георгием Владимировичем Вернадским, сыном Владимира Ивановича Вернадского. Кстати, возвращаясь к классическому евразийству, должен сказать, что у Вернадского была забавная и весьма интересная теория цикличности евразийского пространства. Он считал, что на смену единому скифскому государству пришла система государств сарматов и готов, затем она была объединена в единую монгольскую империю, которая раскололась, и возникли Золотая Орда, Русь, Литва и так далее, их объединила Российская империя. В общем, населяющие эту территорию народы, которые представляют разные языковые группы, тяготеют, скажем так, к протогосударственному объединению.
Лев Николаевич Гумилев высказал ряд довольно экзотических идей, это, например, идея пассионарности и пассионарных толчков. Он писал, что время от времени под влиянием космического излучения, ограниченного определенными географическими коридорами (эти коридоры он нанес на карту), в популяции возникает сверхэнергия, которая в конечном счете приводит к тому, что люди начинают руководствоваться не какими-то эгоистическими мотивами, а интересами своего народа, и тогда появляются такие уникальные исторические личности, как Жанна д’Арк, Наполеон и им подобные. В общем, достаточно экзотическая теория. На ее базе уже после смерти Льва Николаевича возник ряд течений. Даже наши новые демократы вроде Станкевича, отчасти Селезнев, Гавриил Попов и ряд других интересовались евразийством, но это все заглохло. В академическом отношении это серьезное интеллектуальное течение, которое представляет философ Панарин, скончавшийся в 2003 году, а безусловным лидером является Александр Дугин, который развил достаточно бурную деятельность и привлек в неоевразийство современных геополитиков и целую плеяду новых правых философов-традиционалистов. У него тоже возникла экзотическая теория, несколько контррациональная. Он полагает, что традиция превыше разума и что постижение через причастность к традиции имеет такое же право на существование, как и постижение при помощи рационального анализа. Но Александр Дугин несколько увлекся политикой, что мне кажется не совсем правильным. Почему? Я специально не критикую, критики евразийства, наверное, больше, чем написано самими евразийцами. Но мне представляется, что правильно было бы проделать работу по изучению и некоторой ревизии наследия классических и современных евразийцев с тем, чтобы на базе достижений евразийства выработать некоторую инструментальную платформу и предоставить ее на широкое обсуждение в обществе, которое, возможно, найдет там для себя что-то полезное.
Сергей Юрьевич, кстати, говоря о Китае, это отметил. В 2011 году мы проводили юбилейную конференцию в связи с распадом СССР с несколько провокационным названием «Возможен ли распад России?». В ней участвовали представители самых разных течений — патриотических, националистических, а также интернационалисты, либералы. Просто интересно было разобраться, подумать. И один китаевед объяснил, почему мы не могли пойти по китайскому пути. Потому что восприятие китайца отличается от нашего восприятия. Китаец стоит на плечах многих поколений предков, а у нас иное восприятие: и то плохо, и это нехорошо, и тот неправ, и этот.
А.И. Агеев: Спасибо, Сергей Алексеевич. В стартовой импульсной части у нас выступает Дмитрий Аркадьевич Митяев. Пожалуйста!
Д.А. Митяев, руководитель проекта, директор Центра системного прогнозирования: Я бы хотел оттолкнуться от статьи Сергея Юрьевича, которая была дана нам как точка опоры. Я считаю, что она имеет большую эвристическую ценность, поскольку предлагает методологию нашего проекта и вообще ракурс рассмотрения проблемы евразийства, позволяет соотнести это понятие и это движение со всем прочим, что есть в мире. Насколько я понял мысль Сергея Юрьевича, предлагается некая теория или методология единой теории социального поля. В естественных науках имеют место попытки сделать единую теорию поля, и у Сергея Юрьевича есть такая конструкция: как минимум пять контуров, которые не сосуществуют друг с другом, а вложены один в другой как в матрешке. Самый общий внешний контур, самый мягкий — это идеология, в которую вложена политика, затем идет право и все, что связано с нормативным регулированием жизни, внутри этого контура экономика, хозяйственная жизнь и, наконец, в самой сердцевине семья или родоплеменные отношения. Эта конструкция, на мой взгляд, отличается от того, к чему мы привыкли, то есть от стадийной или пирамидальной структуры. Не только в марксизме есть базис, надстройка, есть формации, но и в любых западных либеральных традициях именно такая стадийная прогрессистская картина мира. Поэтому, с точки зрения методологии, мне кажется, это совершенно правильная история. Вообще говоря, можно выделить как минимум три разные формы организации социума и нельзя сказать, что какая-то из них более прогрессивная или менее прогрессивная, более живучая. Но мы знаем, что империя — это более крупная и на первый взгляд более устойчивая структура и в связи с этим более закостенелая. Мы знаем исторические империи: Древний Китай, Рим, естественно, Орда и Русь, затем Россия — это то, что нам ближе. Однако мы понимаем — и здесь диалектика Сергея Юрьевича, я считаю, раскрыта достаточно интересно, — почему на Западе победила совсем другая логика. Там империи не состоялись, вернее, после распада Римской империи и попытки создания Священной империи германской нации Запад избрал другую организацию, в которой имперское начало было вытеснено вот этим самым стержневым родоплеменным началом, то есть феодальная знать по-прежнему в значительной мере господствует, будучи представлена аристократией старого капитала.
Итак, одна форма организации социума — имперская, вторая — национальная. Обратившись к истории, мы обнаружим примеры мононациональных государств, где нации стали принципом организации. Это, например, Франция после Великой французской революции. Или взять германский образец, то, как германская нация формировалась через религиозные войны, которые сопровождались уничтожением значительной части населения. Создание древних империй тоже не обошлось без жертв. Первый китайский император, который объединил страну, забрал с собой в подземный мир чуть ли не треть или четверть населения, но то же самое происходит и с нациями. Возьмем послевоенную историю: согласно переписи 1939 года в таких цивилизованных национальных государствах, как Польша и Чехословакия, титульные нации составляли 50–60–65% населения. В этих странах имелись национальные меньшинства — другие славянские народы, немцы, евреи. А сегодня в Польше, Чехии и Словакии практически превалируют титульные нации. Это произошло незаметно, и понятно, чем объясняется. После Второй мировой войны из этих стран выселили немцев, и многие евреи были уничтожены, а выжившие уехали. Это обычно не обсуждается в упомянутых странах, тем не менее там налицо мононациональное устройство, как и в других странах, которые раньше прошли этот путь. Сейчас, как мы видим, то же самое происходит в Республике Казахстан. В 1993 году казахов было 45%, а сейчас их 65–70%, значительная часть русских уехала или каким-то образом объявила себя казахами. Такое же национальное строительство мы наблюдаем на Украине. Это говорит о том, что национальный принцип предполагает упрощение социальной структуры за счет того, что происходит некая редукция. Соответственно, контуры, которые выделил Сергей Юрьевич, в значительной мере соподчиняются не со стороны идеологии, а с родоплеменной стороны.
Наконец, третья форма организации социума — это некая сеть, своеобразная империя, только империя торговая. Первая известная нам торговая империя — Карфаген, созданный финикийцами, но он был разрушен. Позже возникла Венеция, куда в значительной мере перебазировались римские капиталы после крушения Рима. Потом венецианцы перебазировались в другие итальянские города-республики, затем Голландия, Англия. Это некий сетевой принцип организации. Здесь соподчиненность, цветущая сложность всех этих контуров играет меньшую роль, но нельзя сказать, что тут совсем нет идеологии. Идеология есть, но идеология выгоды, идеология чисто горизонтальная, то, что называют мамоной.
На мой взгляд, коммунистическая идеология есть некая реинкарнация имперской идеологии. Она сыграла позитивную роль в развитии нашей страны, а выйдя за национальные границы, — и в развитии всех наших тогдашних союзников. Основным содержанием этой идеологии было не столько то, с кем мы боремся, сколько то, что мы строим. Тут я вижу очевидную трудность. В основе новой евразийской империи должна лежать некая общая идеология, базирующаяся на общности исторической судьбы. У нас есть сторонники этой идеи, скажем, Андрей Девятов. Он считает, что мы должны вспомнить, что мы ордынцы, восстановить отношения с тем же Китаем. В каком-то смысле все равно, где получать ярлыки на княжение — на Востоке или на Западе, как это происходит сейчас. На мой взгляд, это слишком далекая история; нет никакой общности исторической судьбы в том смысле, что мы можем восстановить какие-то архетипы и почувствовать себя единым народом или стать семьей народов с китайцами, индусами и всеми остальными, кто живет на нашем континенте. Это, как мне кажется, маловероятно, хотя, наверное, попытки и поиски в этом направлении надо продолжать. В Советском Союзе к 1980 году была сформирована идеологическая программа, которая (с учетом издержек и утопичности коммунизма) на пике своего развития давала некую палитру позитивных смыслов, направленных в будущее. Тут уже проблематика, близкая к религиозной, потому что на этом же принципе основаны и религии: практически все они обещают Страшный суд или что-то подобное.
Завершая и пытаясь сформулировать какие-то темы и вопросы для обсуждения на круглом столе, я хотел бы сказать, что наша тема сформулирована, с одной стороны, очень глубоко: эволюция философии евразийства и национальной аксиологии, но, с другой стороны, мы должны понимать, что находимся на некотором историческом изломе и можно использовать концепцию длинных волн — кондратьевские волны и еще более длинные волны. Все эти три конструкции — имперская, национальная и сетевая, точнее, я бы их назвал управленческими схемами, сейчас находятся в глубоком кризисе. Я не разделяю в достаточной мере эйфории в отношении Китая и вообще азиатского способа производства в современном понимании. На мой взгляд, они, будучи отличными копиистами и очень аккуратными людьми, тоже в значительной мере скопировали западную модель экономического устройства, надули не меньший пузырь, чем те пузыри, что есть на Западе, но используют его, может быть, в несколько других целях. Если мы посмотрим статистику, то мы увидим, что по росту числа миллиардеров лидируют Россия и Китай — это данные за последние годы, конкретно — за прошлый год. Первое место по числу миллиардеров занимают США, там порядка 400 миллиардеров, на втором месте Китай — 120, за прошлый год их численность увеличилась на 7%, на третьем месте гордо идет Россия — 110 с лишним миллиардеров, и за прошлый год их число выросло на 10%.
Оборотной стороной этого процесса является обнищание основной массы населения. В Китае такого обнищания пока, возможно, нет, они еще находятся на восходящей волне, но степень дифференциации велика и коэффициент Джинни показывает, что котел практически готов взорваться. Последние несколько лет идет такая игра — перебрасывание горячей картофелины из рук в руки. Кто будет первым, у кого взорвется вся эта конструкция, которая сейчас сложилась в глобальном масштабе — долговая экономика, позволяющая жить за счет будущего? Поэтому председатель коммунистической партии Китая товарищ Си говорит о плодотворности социалистической национальной идеи, которую нельзя отождествлять с национал-социалистической. И то же самое мы видим в Америке, где побеждает национальная капиталистическая идея.
Это некая история, означающая, что в том цикле, в котором мы находимся, действительно назрел вопрос о строительстве империи на евразийском пространстве. И главная загадка — как России неоднократно удавалось возродиться из пепла. Мы должны это подробно обсудить. Первый цикл при Рюриковичах, условно говоря, продолжался 500 лет, следующий — 250–300 лет был при Романовых, потом был цикл меньше 100 лет. Тем не менее каждый раз на новой базе, в новой идеологической оболочке мощь и эффективность социальной системы возрождалась и ветер пассионарности, говоря словами Гумилева, снова начал дуть в паруса нашей истории. Нельзя сказать, что такое автоматически произойдет и на этот раз, но поискать пути к этому мы вполне способны.
Спасибо, Александр Иванович!
А.И. Агеев: Спасибо, Дмитрий Аркадьевич. Хорошо бы узнать адрес этой пассионарности, чтобы ветер пассионарности начал дуть и чтобы паруса наши расправились. Мы закончили этап стартовых импульсов, и я позволю себе сформулировать несколько вопросов, которые, возможно, важны для понимания всей этой тематики. Они уже частично прозвучали, я хочу их сгруппировать. Вопрос первый: является ли евразийство современной идеологией? Возможно, это все-таки такой утильный концепт? А из идеологии вытекает следующий вопрос: это может быть доктриной и основой для стратегии? Дмитрий Аркадьевич сказал: имперский, национальный, сетевой концепт — это тоже как-то все неопределенно, но в этом плане вдруг вываливается такая скорее имперская, евразийская идеология современности. Вопрос второй: была ли советская идеология превращенной формой евразийства? Игры спецслужб с евразийцами, их лояльность по отношению к советской власти — отсидели за это, конечно, как и положено. Так вот, можем ли мы считать советский проект превращенной формой евразийства? Здесь, мне кажется, возможен однозначный ответ — да или нет. Третий вопрос: как соотносятся фактическая идеология Российской Федерации и евразийство? Конечно, в Конституции РФ есть табу на любую идеологию, но мы же понимаем, что де-факто все равно в обществе торжествуют некоторые мировоззренческие стереотипы.
Да, государственная и негосударственная идеология. И то, что у нас есть де-факто, а не де-юре, — это евразийство или вовсе не евразийство? Думаю, что и на этот вопрос возможен вполне определенный ответ. Четвертый вопрос: как с этим соотносится евразийский интеграционный проект, а именно Евразийский экономический союз? Является ли он орбитой только для пяти стран? Если Вьетнам или Турция станут ассоциированными или полноценными членами ЕАЭС, это, наверное, впишется в концепцию евразийства. А вот если Австралия или, условно говоря, Антарктида захотят к нему присоединиться, то здесь должны быть какие-то ограничения? Или у нас будет бриксианство? У Примакова была такая концепция: треугольник Россия, Китай, Индия. Туда добавили Бразилию и Южную Африку. При некотором мозговом усилии это можно расценить как концептуальную диверсию, поскольку появляются совершенно другие территориальные решения и рычаги. Пятый вопрос — о соотношении глобализма и евразийства. Должны ли мы в условиях современной глобальной экономики с ее трансграничностью и глобальными производственными цепочками ограничиваться только таким географически емким понятием или это разные сюжеты, разные повестки дня, которые не нужно смешивать? Вот, например, есть китайское понимание глобализма, есть американское; пусть будет глобализм по-американски, по-китайски, по-российски, по-европейски, германский, африканский и так далее, то есть такое очень стратогенное понимание глобализации.
В качестве примера китайского понимания сути идеологии я хочу привести список Си Цзиньпина — список правил поведения для китайских чиновников от 2012 года. Это конкретные вопросы, сейчас я их озвучу, и посмотрим, насколько они соотносятся с высокими и пафосными фундаментальными построениями. Пункт первый: не выписывать себе за госсчет квартиры и машины, отказаться от перекрытия дорог для проезда кортежей в обычных ситуациях. Отказаться от формализма, то есть от красных ковров, встреч с народом, одаривания цветами, постановочных аплодисментов. Писать документы простым и понятным языком, не участвовать без разрешения в коммерческих предприятиях и торжественных мероприятиях с перерезанием ленточек, без разрешения не писать статьи и книги, ездить за границу только при необходимости и с разрешения и так далее. В 2015 году компартия обновила этот кодекс поведения, кроме прочего было запрещено изменять жене, играть в гольф и предаваться чревоугодию.
Все это происходит внутри партии. Так вот, я возвращаюсь к более общей постановке проблемы. Все-таки это должно иметь отношение к концепции евразийства, то есть нужен ли такой моральный кодекс в некотором смысле и кодекс государственного чиновника? Или это совершенно разные сюжеты?
Следующий вопрос: имеет ли вообще концепция евразийства практическую пригодность? Если на предыдущий вопрос мы отвечаем «да», то возникает еще один вопрос: имеет ли она сегодня практическую пригодность для управленческих практик в Российской Федерации? А в других странах? Нам надо сначала разобраться с собой, а потом уже говорить о других странах. Седьмое: почему, собственно, для нас так важен этот сюжет с точки зрения аксиологии? Это та самая система ценностей, которая имеет некоторую научную интерпретацию и толкование? Мы понимаем, что есть мифология нации, есть мифология народная, которая передается в устном и письменном творчестве. Понятно, что какие-то вещи сглаживаются. У китайцев память о победах становится яркой и однозначной: все, что было, — это наша победа. У нас все, что было, — это либо позор, либо победа, а дальше мы воюем. Но позор с победой никак не совмещаются, мы, так сказать, двоично мыслим, а надо мыслить троично, да? В троичном варианте все достаточно гармонично. С другой стороны, есть мифология, которая выглядит сегодня как народная мифология, а на самом деле она является продуктом манипулирования. И там мы сталкиваемся с двумя слоями: один слой — это ошметки разбитой в пыль и прах идеологической машины с отжившими стереотипами. С другой стороны, осталась система, которая хранит многие тайны, в том числе архивные, свидетельства того, что на самом деле управление страной шло отнюдь не на столь примитивном уровне, как нам иногда пытаются внушить сегодня, были очень глубокие вещи. Я сейчас работаю в архивах в рамках тематики, связанной с Первой мировой войной и с некоторыми евразийцами. Если говорить о тех самых играх, начиная с операции «Трест», то тут все было неоднозначно. Оказывается, обмануть наших маститых соотечественников, ставших эмигрантами, было крайне непросто. Значит, действовали какие-то аксиологические резонансы. Следующий вопрос: в выступлениях был упомянут родоплеменной аспект… Мы понимаем, что нужен сдвиг в родоплеменную проблематику, она чуть ниже, чем, например, проблематика национальная или идеология, и это понятно. Ведь в «Тихом Доне» достаточно ясно показана эволюция широких народных масс, пусть и на примере одного сословия, которое сначала металось туда-сюда между красными и белыми, неважно, какие были до этого обстоятельства. Григорий Мелехов и его женщина — это в некотором смысле символ, пример России. Роман заканчивается тем, что никого не остается, а остается только родовая привязанность. Несмотря на угрозу ареста за то, что он сбежал, он приходит к сыну и плачет только о сыне. Причем эта мысль повторяется у Шолохова и в «Судьбе человека». Что важно для человека, вернувшегося из плена со всеми идеологическими прибамбасами? Только сын! А это, в терминах Дмитрия Аркадьевича, и есть родоплеменные отношения.
Нужно ли к ним относиться чуть пренебрежительно, если они столь низки по сравнению с чем-то другим? А может быть, наоборот, надо сделать их основой? Собственно говоря, все эти вопросы сводятся вот к чему: можем ли мы за достаточно короткий интервал времени придать какую-то живость всем этим концепциям? Понятно, что в ведущих центрах силы — и в Китае, и в Вашингтоне, и в Германии — идет очень активный поиск концептов. Причем все они опираются либо на дегероизированное прошлое, либо, наоборот, на реанимацию героизма прошлого. Скажем, чуть проще создавать комплексные концепты в Соединенных Штатах, еще проще — в Китае, сложнее всего — в Германии. Как с этим работает евразийский концепт? Тут нам очень важно не попасть в тупик. Вдруг сейчас, отдавая дань всем этим замечательным прошлым усилиям, этим построениям, мы опять впадем в такую версию, которая нас направит на тупиковый исторический путь?
А.И. Агеев: Хорошо, давайте начнем с Кирилла Александровича Фролова.
К.А. Фролов, заместитель директора Института стран СНГ, пресс-секретарь Союза православных граждан (СПГ): Спасибо за предоставленное слово! Думаю, что первым делом нужно разобраться с тем, что мы понимаем под евразийством. Лично я под евразийством понимал то же, что и классики этого движения: это, по сути, лексически обновленная идея православной имперской экспансии, базирующейся на нашем традиционном цивилизационном фундаменте. В современном варианте это неовизантизм, идея цивилизационного преемства России, Третьего Рима. Так же выступили и первые евразийцы, просто в современной реальности идеи нашей цивилизационной идентичности иногда нужно завуалированно объяснять с помощью евразийской терминологии, чтобы было удобно, допустим, восточным партнерам. Но в целом — это тот же самый Третий Рим. Когда говорят о религиозном синтетизме под видом евразийского объединения и прочем, надо иметь в виду, что это искусственный, а потому нежизнеспособный конструкт. Из того, что я сказал, вовсе не вытекает, что нам не нужно разговаривать, допустим, с исламом и с Востоком, как раз нужно. Ключевой пафос первых евразийцев не пуст — идеи о тупиковости прозападной ориентации и об обреченности Запада. Вопрос в том, с кем на Западе сегодня говорить, что будет с неотрампизмом, что станет с остатками антихристианского проекта Евросоюза. Это отдельный вариант. Поговорим о том, возможен ли цивилизационный диалог с такими мощными цивилизационными субъектами, как Китай и Индия, диалог без синкретизма, без отречения от нашей православной имперской традиционной идентичности. Еще как возможен! Конечно, современный Китай, вероятно, с трудом воспримет прямую проповедь православия, но диалог философов, диалог цивилизаций, диалог мудрецов — это плодотворная форма диалога, когда мы предлагаем наш цивилизационный продукт. Без собственных цивилизационных традиций, базовых ценностей и оснований мы их мудрецам, их строителям собственного цивилизационного проекта неинтересны и будем восприниматься в качестве этаких младших партнеров, то есть не будем для них субъектом.
Важным условием налаживания диалога с миром ислама является эсхатологизм. Как известно, православное учение предполагает, что перед концом времен человечество выберет зло, антихриста. В исламе есть аналогичная фигура — Деджало. Особенно сильное стремление предотвратить приход Деджало мы видим у шиитов, в том числе у иранцев, поэтому союз России и Ирана с исламским миром имеет особо ярко выраженные эсхатологические корни. Не синтетизм, а вот эти эсхатологические точки соприкосновения являются основой диалога и с шиитами, и со всем исламским миром без растворения в нем, без превращения в младшего партнера.
Соответственно, с нашей стороны диалог православных мудрецов — это базовая основа диалога с Китаем. Наиболее сложный, но необходимый диалог — с Индией, которая претендует на роль глобального цивилизационного центра и которая старше и мудрее нас. Но это не значит, что в диалоге с ней мы должны выступать в качестве младшего партнера. Нет, мы вступим в него как полноценный субъект цивилизации и будем говорить, что по духовной мощи наши традиции ничуть не слабее, нам есть что показать, что предложить.
Если говорить о евразийской метафизике, то вспомним, что главным евразийцем в истории России является святой благоверный князь Александр Невский, который бесконечно актуален: победа над тевтонскими рыцарями, поворот на Восток, идея крещения Орды. Ничего принципиально не изменилось с той эпохи. Он, собственно, мыслил так же, как пытаюсь мыслить я, например. Какие субъекты поствизантийского евразийства? Сейчас сформировалась такая структура, как международный «Византийский клуб». Российский «Византийский клуб» пока не до конца оформился и не имеет мощного главы. Как говорят хорошие и знающие люди, хорошо бы к этому движению присоединились такие известные восточно-христианские интеллектуалы, как Андраник Мовсесович Мигранян. Даже говорят: Мигранян придет и порядок наведет. Спасибо за внимание!
А.И. Агеев: Спасибо. У меня возник невольный вопрос: а кто же войдет в число этих мудрецов от России? Андраника Миграняна уже назвали. Давайте назовем первых 12.
Из зала: патриарх Кирилл; патриарх Никон, как крупнейший поствизантийский евразиец; Сергей Глазьев, Александр Агеев, Кирилл Фролов, Александр Проханов, Сергей Карпов, Владимир Путин, Славин.
А.И. Агеев: Кстати говоря, в ООН есть инициатива о создании такого варианта союза или совета мудрецов, представляющих цивилизации.
Так, Александр Алексеевич Нагорный, пожалуйста.
А.А. Нагорный, заместитель главного редактора газеты «Завтра», заместитель председателя Изборского клуба: Спасибо за предоставленную возможность. Я, наверное, буду задавать вопросы и отвечать на них. Постараюсь, чтобы таких вопросов было немного.
Первый вопрос: нужна ли России идеология? Безусловно, нужна. Опыт Советского Союза показал, что при соотношении сил один к десяти универсальная идеология с образом будущего позволяла делать волшебные вещи. Второй вопрос: что такое советская или коммунистическая идеология? Это комплексная теория, мы все знаем и классиков, и концепт, и идеологию. Главное в ней — коммунистическое общество как цель развития цивилизации, можно сказать — рай на земле. Есть ли такая установка в евразийстве? Нет. Поэтому есть основания утверждать, что евразийство является не идеологией, а теорией, может быть, доктриной. Вопрос номер четыре: есть ли идеология у Российской Федерации? Да, есть. Какая? Встраивание в глобализацию, то есть растворение в глобальном мире, который будет существовать и функционировать по американским калькам и матрицам. Следующий вопрос: что нам делать в этой ситуации? Конечно, идеология, как я сказал, нужна, евразийство на нее не тянет, поэтому предстоит ее выработать. В принципе в 2013 году Владимир Владимирович Путин, которого я не уважаю, очень четко высказался по этому поводу на Валдайском клубе. Он выдвинул идеологические принципы функционирования общества и сформулировал его конечную цель. Это было совершенно удивительное выступление, но затем произошел откат назад и этот тренд потерял силу. На чем основывалось выступление Путина? На газете «Завтра». Что там было заложено? Традиционализм, ориентация на будущее и противостояние американским стандартам. И в этом, кстати говоря, заключается возможность для России не только получить идеологему, но и сохраниться как целое.
Сейчас Россия, как в свое время Советский Союз, висит на ниточке. Стоит запустить конституционный процесс, предложить субъектам Российской Федерации подумать насчет новой Конституции, и местные буржуазные круги разорвут страну в течение полугода. А вот противостояние…
Де-факто мы видим противостояние, и не только в России. Это дает нам возможность провозгласить идеологическую, политическую и экономическую борьбу с американским империализмом с опорой на традиционные ценности, консерватизм и частично на религию. Тогда у нас возникает сцепка, на основе которой можно будет создать образ будущего не только для Российской Федерации и пяти стран — членов ЕАЭС, где доминируют буржуазно-националистические стереотипы. Я недавно ездил в Белоруссию, там очень быстрыми темпами развиваются процессы, похожие на те, что имеют место на Украине. Скажем, белорусские экскурсоводы рассказывают историю страны не в рамках российской государственности, а на базе, так сказать, белорусской почвы — Радзивиллы, Великое княжество Литовское…
У нас остается очень мало времени. Если мы не создадим идеологической базы, то через пять — десять лет с нашей страной произойдет то же самое, что произошло с Советским Союзом. Почему распался Советский Союз? Прежде всего потому, что в политбюро попали люди, Советский Союз и его идеологию. Если сейчас покопаться, то в руководстве страны наверняка можно будет найти таких же людей, особенно среди миллиардеров. На этом я хочу закончить свое выступление.
Тавровский Ю.В., востоковед, профессор Российского университета дружбы народов, постоянный член Изборского клуба: Да, я китаист, коллеги. Какое место занимает Китай в евразийской концепции? Практически никакого. А между тем то евразийство было азийством. Князь Эспер Эсперович Ухтомский, который сопровождал цесаревича в поездке в Индию, Китай и Японию, затем как лицо, приближенное к Николаю II, был председателем правления Русско-Китайского банка, возглавлял правление Маньчжурской железной дороги, издавал газету «Санкт-Петербургские ведомости», где пропагандировал идею азийства. В его изложении она состояла в том, что Китай — великая страна, он поднимется, его нынешнее жалкое состояние — временное, это пройдет. Наше будущее — союз с Китаем и противостояние Западу. Евразийцы, оказавшись на Западе, использовали эти идеи, естественно, присовокупив туда Европу, поскольку они жили в Европе. В то время, когда евразийцы в эмиграции писали свои труды, Китай был в загоне, его не было видно на мировой геополитической карте, поэтому у них Китай отсутствует, его нет. Сейчас мы говорим о евразийстве как идеологической основе чего? Большой Евразии, правильно? Мы ведь с этого начали? Новая концепция Путина. А какое место в этой концепции занимает Китай? Мы будем продвигать евразийство в Китай? Я этого не понимаю. Смотрите, что происходит: у нас есть слабенькая пока неоформленная идеология евразийства, продвинуть ее в Китай не то что трудно, а невозможно по нескольким причинам. Во-первых, в Китае с 2012 года возникла собственная идеология, которую Си Цзиньпин назвал «китайская мечта». Она включает три основных источника: коммунистическую идею, конфуцианство и национализм в трактовке Сунь Ятсена или Гоминьдана.
Я часто бываю в Китае и тесно связан с китайскими партийными идеологами. Они говорят: для нас ваша коммунистическая идеология — то, что было в КПСС, и то, что остается в партии Зюганова, и то, что проявляется в партии «Единая Россия», — не просто неприемлема, она заразна. И мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы эту заразу не подхватить и не закончить так, как закончила ваша КПСС — распадом страны. Китайцы в первую очередь националисты, и они не хотят видеть свою страну разорванной на куски, большие или маленькие. Идеология «китайской мечты» достаточно успешно создается уже пять лет на фоне успехов, которые обеспечивает Китаю правящая группировка. До того у них основной установкой был призыв Дэн Сяопина: богатейте! И они богатели сами, богатела страна. А вот о душе первым подумал Си Цзиньпин и провозгласил идею «китайская мечта». Кроме того, они провозгласили концепцию Шелкового пути, которая выходит далеко за границы Китая. Впервые за последние 200 лет Китай осмелился заглянуть за свои границы и объявить о намерении выйти за них. Для этого направления им нужна идеология. Идеологии у них нет, но есть идея культурной близости.
Шелковый путь — это в значительной степени большой миф, потому что китайцы его контролировали всего несколько раз, в основном он был под контролем кочевников — монголов, тибетцев, тангутов и так далее. Но китайцы сейчас очень активно работают над созданием мифа о Шелковом пути: 1600 лет через него шли на Запад культурные достижения Китая, ну и что-то немножко шло с Запада, мифический Марко Поло и так далее. Я в прошлом году проехал весь китайский Шелковый путь, посетил все музеи, беседовал с провинциальными и районными секретарями по идеологии. Что они делают в национальном и провинциальном масштабе? Во-первых, всюду создаются центры по изучению стран Шелкового пути. Срочно создаются кафедры языков этих стран — казахского, туркменского и иных, а также дополнительно кафедры русского языка как языка зоны Шелкового пути, который простирается до Ламанша. Торговый путь должен закончиться именно там, а не в Византии, как в прошлом. Создаются системы перевода. Я был в Урумчи, и мне показывали устройства для перевода с двадцати языков, которыми скоро будут вооружены пограничники, а также все те, кто вступает в контакты с людьми из этой зоны. В музеях тоже есть примеры положительной роли Китая в развитии цивилизации: вот китайцы привезли это, китайцы привезли то. В общем, идеология — это культурная традиция. В прошлом году в Ханчжоу китайцы впервые заявили о своих глобальных претензиях. Очевидно, им тоже потребуется какая-то идея, но пока у них это не проработано.
Я пока не выяснил у китайских товарищей, как соотносятся Шелковый путь и глобальный уровень. Им тоже потребуется обоснование общей исторической судьбы, но это будет потом. Идея евразийства может заинтересовать китайцев в том смысле, что это позволит им сказать: ах, как было хорошо, когда существовала Ордусь — Орда и Русь. Давайте воскресим эти славные традиции на основе китайской цивилизации, которая более успешна, чем ваша, если судить по экономическим показателям, давайте создавать Орду. На самом деле здесь очень много интересного, буду дальше думать.
Я очень рад, что сегодня посетил такое высокое сообщество. Прошу прощения за отрывочность изложения, но, мне кажется, это очень интересная тема, а евразийская идея — это обоюдоострое оружие.
А.И. Агеев: Ордусь.
Ю.В. Тавровский: Вы знаете, почему Ордусь? Есть серия книг двух петербургских китаеведов, пишущих под псевдонимом Хольм ван Зайчик. Они пишут, как будто не было битвы при Калке, а сошлись татары и русские, создали единственное государство Орда и Русь с двумя столицами в — Санкт-Петербурге и Пекине. И это государство до сих пор существует. Так вот, Ордусь — это то, что может заинтересовать китайцев, но, безусловно, не при нашем первенстве.
А.А. Нагорный: Юрий Вадимович, Вы походя затронули очень интересную проблему экономического роста. Китай смог подойти к созданию своей идеологической схемы на основе высочайших темпов развития, которое стартовало в 1978–1979 годах. Как Вы считаете, влияет ли на появление новых идеологических схем то, что у нас седьмой год подряд наблюдается спад валового национального продукта?
Ю.В. Тавровский: Я думаю, что новые идеологические схемы выглядят жалко и вызывают смех.
А.И. Агеев: У китайцев или у вас?
Ю.В. Тавровский: У китайцев.
А.И. Агеев: А вы разделяете мнение китайцев?
Ю.В. Тавровский: Боюсь, что да.
А.И. Агеев: Зачем же бояться? В рамках концепции Ордуси этого бояться не надо.
Д.А. Митяев: Вы были в Пекине на выставке «Художественный институт имени Лу Синя на фоне антияпонской войны», посвященной 80-летнему юбилею победного завершения Великого похода Красной Армии Китая. Какие чувства у Вас вызывает эта выставка?
Ю.В. Тавровский: Сейчас отношения Москвы и Пекина самые лучшие за всю историю. Вы знаете эту формулировку? Как все говорят, российско-китайские отношения самые лучшие в мире. Сейчас у нас с Китаем стратегическое партнерство. А в 1950 году между нашими странами был подписан договор о военном союзе.
Это не учитывается. Почему? Потому что китайцы отсекли все советское прошлое, для них оно не существует. Это враждебное время. Ничего из того, что связано с коммунистической партией, Советским Союзом, нет в музеях. Два года назад по случаю 70-летия Победы в национальном музее, где мы недавно были, появился маленький раздел о помощи Советского Союза Китаю в 1930-е годы. Вы знаете, наша помощь в тот период была широкомасштабной, в Китае летали тысячи наших летчиков. Это было, когда летчик управлял самолетом при помощи ног. Мы помогали освобождать страну от японцев в 1945 году и продолжали помогать в 1950-е годы. Я был на заводах, которые построены Советским Союзом в то время, но в китайских музеях об этом нет ни слова. Инженеры говорят. Это линия партии. Хотя Си Цзиньпин целуется с Путиным и у нас стратегическое партнерство, прошлое игнорируется. Вы думаете, они будут праздновать 100-летие Великой Октябрьской социалистической революции? Я сказал коллегам из китайской высшей партийной школы: «Вы подхватили знамя Ленина, которое мы выпустили из рук», а они говорят: «Нет, Ленин — ваш. У нас свои дела, Ленин, Октябрьская революция — нам это все неинтересно». А уж когда выпьешь с ними… Например, я беседовал с руководителем провинциальной партийной школы, это очень большой пост для провинции, в которой живет 80 миллионов человек. Он прямо сказал: «Это все нам враждебно, нам это не нужно. Мы хотим об этом забыть как о кошмаре».
Смотрите, как интересно получается: коммунистическую партию Китая создали агенты НКВД, они же агенты Коминтерна. Было несколько коммунистических кружков, приехали два мужика из Владивостока с мандатом и деньгами, собрали несколько профессоров, студентов, посадили их на лодку, завезли на середину озера, чтобы никто не подслушивал, и провозгласили создание коммунистической партии Китая. В музее есть фотографии этих двух агентов Коминтерна. Затем партия развивалась полностью по нашим организационным и идеологическим лекалам. Китайская компартия строилась в соответствии с матрицей ВКП(б) и КПСС. Ребенок рос, мы ему помогали оружием, потом они спрятались в пещерах Яньани, чтобы не воевать с японцами. Мы давали помощь японцам, но кое-что перепадало и коммунистам. А потом, в 1945 году, все, что мы забрали у японцев, отдали им. Благодаря этому они пришли к власти, захватили весь Китай. Ну и, конечно, благодаря тому, что у них была хорошая организация, боевой дух, было меньше коррупции, чем у коминтерновцев. И потом, в 1950-е годы, мы тоже очень много помогали. И вот на фоне этих успехов у китайского коммунистического подростка, Мао Цзэдуна и других товарищей, начался эдипов комплекс, родилась мысль: может, мы лучше папы? А потом папа запил, у него XX съезд, впал в депрессию, стал странно себя вести. Тогда они занялись своими делами…
Началась «культурная революция». Очнувшись от «культурной революции», они поняли, что папа уже слабенький, бедный, и пошли к другому дяде, к США. Американцы им дали все взамен на антисоветизм. А потом папа вообще спился и в 1991 году умер под забором. Бог с ним, с папой-то, они же знают, что генетика — не лженаука, что у них есть ген ВКП(б)-КПСС. Эпиген. Больше всего китайцы боятся, что компартия потеряет контроль. Поэтому они готовы обсуждать с нами что угодно — торговлю, поставки оружия, борьбу с американским империализмом, но только не идеологию.
А.И. Агеев: Не будите наш эпиген?
Ю.В. Тавровский: Никакого идеологического соприкосновения не может быть. И к Зюганову они относятся достаточно брезгливо.
Д.А. Митяев: Юрий Вадимович, бог с ним, с Зюгановым. А вот последний финт, когда председатель Си в Давосе поднял упавшее знамя глобализма из рук Хилари Клинтон. Идеологии тут нет? Или это все же идеологический шаг?
Ю.В. Тавровский: Я думаю, что здесь все есть. Полагаю, они поторопились. Экономически китайцы, может быть, и смогут к 2049 году, когда кончается действие «китайской мечты», они планируют производить 30% мирового ВВП. В 2049 году исполняется сто лет КНР.
Чтобы быть гегемоном, нужно иметь военную силу, а они вряд ли это смогут, у них нет баз. И самое главное — у них нет «мягкой силы», нет идеологии для всего мира. Что они могут предложить? У них нет Голливуда, зато есть иероглифический барьер, который очень трудно преодолеть. В этом я вижу слабость, думаю, что все закончится тем, что они ограничат глобализацию евразийским материком. Шелковый путь станет китайским, они постараются сделать евразийский материк своей большой зоной влияния. А американцы в других местах.
А.М. Мигранян: Честно говоря, я не собирался выступать, но я услышал много интересного и, может быть, тоже поделюсь некоторыми своими разрозненными размышлениями по разным вопросам. Ну, во-первых, хотел бы отреагировать на последнего выступающего. Я буквально три дня назад вернулся из Китая, был как раз в Ханчжоу и не первый раз, плавал по озеру Сиху, в Москву летел из Шанхая. Должен сказать, что Китай не производит на меня такого впечатления, как на Вас, потому что я не профессиональный китаист. Иногда профессиональный взгляд замыливается и в общем-то трудно бывает увидеть какие-то процессы, заметные непрофессионалу. Не случайно самые лучшие книги об Америке написали европейцы — Токвиль, Брайс и другие.
Начиная с 1990 года я бываю в Китае почти каждый год и вижу очень серьезное размывание китайской идентичности. Молодежная культура, одежда, манера поведения, времяпрепровождение молодежи, Kentucky Fried Chicken и Starbucks на каждому углу — все это говорит о том, что западная культура, представленная ее материальными ценностями и образцами, размывает и расшатывает Китай. Это видно невооруженным глазом, мне, по крайней мере. Что Китай может противопоставить этому? Трудно сказать. Материальный достаток, обогащение, к которому призывал Дэн Сяопин, стало основой. Материалистическая западная культура — обогащение и успех. Ничего духовного, что могло бы это остановить и дать некую альтернативу, я там не вижу. По крайней мере сегодня это не присутствует, скажем, в мейнстриме или в доминирующем сегменте китайского общества. Для них культ — процент экономического роста, потому что от этого зависит будущее и правящего слоя, и компартии, и вообще всего, на чем они сегодня держатся. Если процент экономического роста не выражается двузначной цифрой, начинаются разговоры о том, что это все может привести к совершенно непредсказуемым последствиям, звучат тревожные нотки.
Что касается США, то я действительно работал там последние девять лет — восемь лет непрерывно и последний год часто там бываю. США переживают глубочайший кризис. Для меня последние несколько лет в США были невероятно интересными. Это было похоже на период перестройки в горбачевском Советском Союзе — институты перестали работать, ценности размываются.
Не случайно один из самых глубоких американских мыслителей, да и вообще выдающихся мыслителей современного мира, Патрик Бьюкенен, в первую очередь известный в России своей книгой «Смерть Запада», рассмотрев все аспекты жизни американского общества, показал, что везде колоссальное размывание, распад и деградация. Деградация в семье, деградация межрасовых и межэтнических отношений, деградация религиозного сознания, деградация общепризнанных европейских и христианских ценностей, на которых эта страна поднималась и росла и так далее. Бьюкенен делает неутешительный вывод: я не узнаю страну, в которой родился и вырос, это уже совсем другая страна. Кстати, в 2011 году вышла его книга «Самоубийство сверхдержавы: доживет ли Америка до 2025 года?».
Фрэнк Фукуяма, который начинал очень примитивно, в последнее время, как мне кажется, становится все более и более зрелым и интересным. Одна из его последних работ посвящена деградации американских институтов. Правда, за четыре года до него у меня в институте был доклад, мы писали о том, что американская политическая система стала дисфункциональной. Это в разговоре со мной подтвердил сенатор Маккейн и ряд других. Страна много лет не может принять бюджет, просто невозможно, значит, политическая система деформирована. Это большая тема, и я не хочу сейчас об этом говорить. Может быть, как-нибудь, если специально зайдет разговор, я на эту тему расскажу много интересного. Политическая система, созданная отцами-основателями, в партийно-политическом плане превратилась в совершенно другую систему. В итоге мы называем ее дисфункциональной, а Фрэнк Фукуяма в своей статье в Financial Times назвал ее ветократией, то есть системой, где каждая более или менее серьезная группа интересов может блокировать принятие любого решения. Если сегодня вы не имеете в Белом доме президента из одной партии, то не контролируете ни одну из палат Конгресса. Если в Сенате вы не имеете 60 сенаторов (супербольшинство), то не можете провести ни одного решения.
Завершаю характеристику современного состояния западного мира и особенно США как страны, наиболее продвинутой в этом отношении. Несколько лет назад в ходе обсуждения убийства Кеннеди вдруг появился термин, невероятный для США, — «дип стейт». Сегодня уже стало общим местом, что в Америке действует дип стейт (глубинное государство). Дип стейт — это всегда считалось оскорбительным наименованием Турции, Пакистана, Египта, когда официальные политики вступали в союз с мафией, с какими-то деклассированными элементами, бандитами, олигархами, за спиной общества принимали и реализовывали решения. Абсолютная непрозрачность власти. С приходом Трампа появился другой термин, тоже очень интересный — «шеллоу стейт», то есть поверхностное государство…
К чему я все это говорю? Америка дожила до того, что сегодня ею управляют профаны, любители, абсолютно некомпетентные люди. Я имею в виду администрацию Трампа, Брайтбарта, который контролирует все информационное пространство в условиях нынешнего режима, и так далее. В статье, опубликованной в одном из последних номеров английского журнала «Проспект», тот же Фрэнк Фукуяма назвал США несостоявшимся государством — фэйл стэйт. И это написал сторонник глобализма и либерализма, рассматривавший американские институты и американскую систему как идеал, модель для подражания. Вот какой путь проделала американская политическая мысль, пытаясь осознать актуальную реальность.
Сейчас многие говорят, что в американском обществе был запрос на такого лидера, как Трамп, и странно, что это так поздно произошло. Просто не было такого лидера, который мог бы привлечь всех. Победил глобальный антиглобализм, национализм, который выступает против глобализма. Такая тенденция имеет в США множество противников, к которым относятся, например, неоконсерваторы и либеральные интервенционисты. Они сделают все, чтобы приостановить этот процесс. Но все-таки те сегменты социума, на которые опирался Трамп, олицетворяют очень мощную тенденцию в американском обществе, то же самое мы видим в Европе. Все думали, что антиглобалисты победят в Европе, но первая антиглобалистская революция произошла в колыбели глобализма, без которой глобализм немыслим. Мне кажется, это создает совершенно особую ситуацию в мире, и потому я не стал бы настаивать на том, что нам надо создавать то ли глобальную идеологию, то ли новые модели глобализма в условиях, когда глобализм переживает глубочайший кризис.
Когда в первый раз поднялась волна евразийства и началось кокетничанье и заигрывание Дугина, Проханова и других с идеологией фашизма, газета «Завтра», которая раньше называлась «День», целый год печатала только идеологов разных направлений фашизма. У меня уже тогда ко всему этому было осторожное отношение, поскольку ни один идеолог евразийства не смог меня убедить в том, что в нем есть некая идеологическая конструкция, опирающаяся на глобальные, глубинные мысли и идеи. Я не нашел там ничего за исключением двух примитивных вещей. Первое — это некая банальность, географическая концепция: Россия находится в Евразии. Второе — то, что Советский Союз (или Большая Россия) стал жертвой заговора со стороны Запада, а евразийство есть некий концепт, который может дать людям на этом пространстве некие духовные, идеологические и прочие основы или опоры для борьбы против западного духовного, физического, политического экспансионизма и неоколониализма. Кстати, когда в начале 1990-х я говорил с Прохановым, он этого не скрывал, да и Дугин тоже. На одном из Русских соборов у нас состоялся разговор, и Саша сказал: сейчас я бы, наверное, не написал оду идеологии фашизма, но тогда у русских людей было такое состояние, что казалось, все рушится. Когда, увы, рухнул Советский Союз, вместо de profundis почему-то появился мусор, к сожалению. На мой взгляд, это совершенно недостойный уровень.
Тут меня призвали к тому, чтобы я каким-то образом возродил византийский дух. Вы знаете, я категорический противник идеологического евразийства в том маразматическом виде, который продвигает Дугин. Помню его восторги по поводу замечательной женщины по фамилии Мяло.
Она критиковала евразийцев за призыв к славяно-турецкому союзу, писала о доминирующей роли тюркской массы или азиатского элемента, который, мол, более пассионарен. Эти идеи меня не очень вдохновляют. Я пока не имею хорошо продуманной готовой концепции. Скорее всего надо спасать некое общекультурное, языковое и религиозное ядро, которое только и может на данном этапе сформировать какую-то основу или более-менее большой сегмент в этом мире, где глобализм переживает кризис, а вот национализмы будут развиваться. Это ядро будет скреплять некое пространство, но опять же не на химерической основе. В этой аудитории можно позволить себе не быть политкорректным, тем более что и Трамп победил не за счет своей политкорректности.
Думаю, что ни у кого нет иллюзий относительно того, что наш якобы замечательный друг и партнер по евразийству Нурсултан Назарбаев вкладывает в это хоть какое-то реальное содержание. Достаточно вспомнить его заявление о тюркском мире, о 200 миллионах тюрок. Общаясь со своими братьями по религиозной и этнической принадлежности, он говорит о том, что не надо создавать химеры и пытаться сформулировать некую евразийскую идеологию, которая призвана интегрировать разные этнические и религиозные группы. Мне кажется, что с подобного рода образованиями надо поступать так, как это делают китайцы, — и не на основе идеологии, а исключительно из прагматических соображений. Китайцам не нужна никакая идеология — и в этом их сила. Они меняют внутреннее содержание институтов и ценностей, сохраняя внешнюю оболочку, чтобы всем казалось, что ничего на самом деле не изменилось, чтобы это было привычно для людей, которые так живут тысячелетиями. И мы должны были бы научиться так поступать, но, увы… Здесь употребили очень точный образ: папа запил и начал творить черт-те что …
Конечно, не хватило мудрости, чтобы сказать: да, Сталин — это плохо, но 70% было хорошего и 30% плохого. И это в принципе соответствовало бы действительности, потому что 70% — это индустриализация, победа в войне. Да, были жертвы, это правильно, но какая страна обошлась без жертв в процессе модернизации? Некоторые страны пережили еще большие потрясения, но как-то с этим справились. Однако советский, а потом и российский, политический класс оказался абсолютно не подготовлен, он не заслуживал и, как мне кажется, и сегодня не заслуживает собственного народа. И вот здесь есть большая проблема: мы привыкли постоянно говорить о том, что народ виноват — то боготворили народ, то все сваливали на народ. Но, к сожалению, один и тот же политический класс два раза за один век уничтожил собственную страну. Кто пошел требовать от Николая отречения? Тот же политический класс, который предал собственное государство и собственный народ, не понимая, что творит. Если бы они знали, чем это закончится! Думаю, что они были полными идиотами. На слушаньях в Думе в присутствии членов ГКЧП и Михаила Сергеевича я сказать: вы все виноваты, потому что оказались тупыми, неадекватными и неспособными ни на что.
В нынешней ситуации, как мне кажется, такие семинары очень нужны и очень важны провоцирующие материалы, которые будут писать Сергей Юрьевич и другие. Еще раз говорю: я всегда был против идеи евразийства, потому что считаю, что это нонсенс. Думаю, что мы — европейская христианская культура и цивилизация. И наша консолидация должна проходить на основе старых европейских ценностей, от которых уходит Европа и ушли США. Спасти эти ценности пытаются альтернативщики по всей Европе и те, кто привел в Белый дом Трампа. Это некое направление, которое дает нам шанс, здесь есть и потенциальные союзники и поле для договоренностей. Извините, что я долго говорил. Вы знаете, однажды…
А.И. Агеев: Спасибо, Андраник. Вы высказываетесь практически за целую ведущую цивилизацию.
А.М. Мигранян: Однажды Маркс написал Энгельсу: «За неимением времени пишу длинно».
С.В. Моисеев, представитель харьковской общественной организации «Русь триединая»: Спасибо огромное, что вы дали мне возможность высказаться на такой площадке и в таком высоком собрании. Я представляю харьковскую общественную организацию «Русь триединая». Мы участвовали в общественно-политических событиях на Украине с 2004 года, в том числе в последних событиях, которые называют «русской весной», занимались и идеологической стороной, и практической. Так скажем, я представляю группу людей, которые не просто оперируют какими-то ментальными конструкциями, но живут этим, для них это реальная живая жизнь. Многие участвовали в боевых действиях, некоторые погибли. В Харькове около тысячи человек сидит в застенках. Эти люди руководствуются определенными идеалами, идеалы работают.
Хочу сказать, что евразийская общность — это империя традиционных ценностей, о чем здесь уже многие говорили. Если мы будем заниматься только экономикой, экономическим противостоянием Западу, то решим какую-то краткосрочную задачу, может быть, даже экономически их победим… Но что делать дальше? Экономика — это плохой цемент. У нас на Украине была Партия регионов, которая занималась только экономикой, больше ничем. Когда встал вопрос о жизни и смерти, партия рассыпалась в прах за один день, от нее ничего не осталось. Нужны реальные идеологические скрепы, которыми люди будут жить по-настоящему.
Название нашей организации свидетельствует о том, что для нас самой главной задачей является собирание цивилизационного ядра. Русь триединая — это не фигура речи, а живой духовный мистический организм, у которого есть глава. Святейший патриарх Кирилл носит титул не только Московского, но и всея Руси. Мне кажется, что если мы будем интегрироваться в евразийство по частям, то, как об этом здесь неоднократно говорили, может сложиться дисбаланс с перевесом в сторону Китая или мусульманских стран Ближнего Востока, Турции и так далее. Входить в состав ЕАЭС нам надо уже с каким-то готовым капиталом. Такой капитал — это наше великое наследие тысячелетней истории, которое нужно реализовать. Все знали, что Крым недолго оставался в составе Украины, но мало кто знает, что город Харьков в составе Украины находится с 1922 года. С 1503 года территория Харьковской, Сумской, Черниговской областей была в составе Русского государства, она присоединена по итогам второй Русско-литовской войны в 1503 году, еще до того, как в 1514 году был присоединен Смоленск. Об этом никто нигде не говорит, это тайна за семью печатями. Я несколько раз попытался поднять этот вопрос, но мне сказали: не надо, товарищ, молчи об этом, ты подставишь Путина, потому что на фоне Ивана III он будет выглядеть не лучшим образом. Иван III был в аналогичной ситуации: у него попросили помощи черниговские князья, которые подняли восстание против Литвы. Иван III не побоялся их поддержать и с Божьей помощью одержал победу. Русские цари и князья имели возможность и привилегию проводить в жизнь духовно обоснованные решения. А у нас сегодня во главе угла экономика. Но про экономику в Библии написано одно слово — «приложится», если человек принимает духовно обоснованное решение. Ветхий и Новый Завет, а также наши святые отцы говорят о том, что Господь помогает такому человеку и от него «враги семью путями побегут». А «возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад» получает позор и войну.
Когда недавно праздновали присоединение Крыма, мои ребята из Харькова говорили мне, что у них совершенно другое настроение. Подняв восстание в Харькове 1 марта 2014 года, мы рассчитывали немножко на иное. По сути дела, с этого тогда началась «русская весна».
Хочу отметить, что нас должны объединять символы не только дореволюционной истории, но и истории советского периода. В связи с этим очень важным символом является Победа в Великой Отечественной войне. И если мы возьмем духовную символику и подоплеку этой войны, то увидим, что практически все крупные победы приходятся на большие православные праздники. В частности, дата фактической капитуляции фашистской Германии 6 мая — это день Георгия Победоносца, более того, в 1945 году это была Пасха. К примеру, можно предложить, чтобы на Параде Победы военные несли икону Георгия Победоносца, и диктор бы говорил о духовных основах Великой Отечественной войны. Когда все фрагменты русской истории мы соберем воедино, они нам откроются из образа будущего той России, которую строит Господь, но не показывает нам всей картины, эта картина видится на расстоянии.
Когда большевики захватили власть, отобрав ее у февралистов, это было правильно. Если бы февралисты остались у власти, то мы бы сейчас жили в Европе со всеми вытекающими последствиями. У нас бы стояла тысяча монастырей, но это была бы декорация, а по духу мы были бы абсолютной Европой и были бы полностью интегрированы во все те процессы, которые мы там наблюдаем.
И последнее, что я хочу сказать: сегодня становой хребет русской цивилизации проходит через Новороссию. Именно там произошел пассионарный взрыв русской идеи. Символ будущей Новороссии сейчас разрушен. Это Храм Спаса-на-Скиту, который по величине и благолепию уступал лишь храму Христа Спасителя в Москве. Мы уже лет десять боремся за восстановление этого храма, но единственное, что нам удалось сделать — поставить памятник императору Александру III. В 2013 году я прорвался с этой идеей к Владимиру Владимировичу, и с его помощью памятник мы поставили. Сейчас перед нами стоит следующая задача: восстановить храм. Когда мы освободим территорию Харьковской области, этот храм — памятник прошлого величия России и будущей свободной Новороссии — станет тем символическим стержнем, который будет объединять цивилизационное ядро под названием «Русь». Спасибо большое за внимание!
А.А. Олейников, доцент, профессор кафедры экономики Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета: Что касается идеологии, я хотел бы полностью поддержать коллегу. Не стоит, как здесь некоторые делали, рассматривать евразийство слишком широко. Вы знаете, что в ЕАЭС просились и Турция, и Пакистан, и Индия и возникала идея о евразийстве как о некоем широком всеобъемлющем пространстве. Однако не следует забывать, что Россия — это русская Евразия, страна-цивилизация. В мире существует только три страны-цивилизации: Индия, где живет 200 этносов, Россия — 180 этносов и Китай — около 60 этносов. А остальные, выражаясь языком Ницше, — мелкие, нервозные, тщедушные нации, состоящие из 8–10 этносов. Страна-цивилизация Русская Евразия.
Я задаю риторический вопрос: на чем основана страна-цивилизация? Разве не на культурном ядре, которое есть система смыслообразующих ценностей и принципов? Для нашей цивилизации это общинность, коллективизм, долг служения, солидарность, справедливость, иерархии, взаимозависимость, нестяжательство и так далее. Ведь это же все наши ценности. Причем Россия является абсолютом Востока. Народ таков, какова национальная культура, а она, как известно, произрастает из великих духовных религий, ну и вообще из религии, в том числе и в англо-саксонских странах. В России она произрастает из трех великих духовных религий — православия, как восточного христианства, ислама, только нашего, а не саудитского, ваххабитского, и нашего, а не ламаистского, буддизма. К этому следует добавить также и ведический шаманизм, духовно восходящий к великой Гиперборее, к прародине всех этносов. Кто-то здесь сказал об индусах, что они как-то так пренебрежительно к нам относятся. Мало кто знает, что «Ригведа», священная книга индусов, и «Авеста», священная книга иранцев, пошли от Аркаима, который был создан пять тысяч лет назад. Мы — великая цивилизация, Русская Евразия и позволительно ли нам говорить о том, что Евразия не является ведущей цивилизацией? Александр Иванович правильно поставил первый вопрос: является ли евразийство новой идеологией? Послушайте, если мы — Русская Евразия, а это так, если мы страна-цивилизация, то у нас должна быть своя идеология, отличная от навязанной нам вопреки общим законам общих систем, чуждая нам англосаксонская цивилизация. Конечно, мы должны создать свою идеологию, соответствующую нашей цивилизации. Евразийство является как раз той системой ценностей, которая соответствует нашей цивилизации. Бог управил так, что все народы, которые населяют нашу страну, все 180 этносов, представители трех конфессий — православные, мусульмане, буддисты, различаясь этнически и конфессионально, живут и работают на основе одних и тех же принципов. Это коллективизм, долг служения… Уважение к традициям, авторитету власти, социальная справедливость, нестяжательство. Поэтому мы должны, безусловно, развивать эту идеологию. И последнее замечание. В анкете есть такая мысль: развивая духовность, не нанесем ли мы ущерб материальному в нашей стране? В Америке было проведено исследование, согласно которому новые инвестиции в технологии только на 20% повышают производительность труда, эффективность производства, а остальные 80% — это влияние социокультурных факторов. Культура должна рассматриваться как нематериальный ресурс хозяйственного развития, а не просто как нечто чисто внешнее.
Завершая выступление, хочу еще раз подчеркнуть: конечно, евразийство нужно рассматривать как идеологию Русской Евразии. Именно в этом духе я ее и рассматриваю. Я несколько лет работал и создал новый сайт «Единство в России». Сейчас, к сожалению, доступен только сайт, который называется «Евразийский мейнстрим». Можно набрать по-русски — Олейников Александр Алексеевич, Евразийский мейнстрим. Там выложены мои монографии, а также учебники и статьи. Это, можно сказать, учебно-методическое пособие. Ведь сегодня 99% всех учебников — американские. Министерство ведет войну против нашей молодежи. Профессора и доценты с кафедры пропагандируют американский образ жизни. До каких пор это будет продолжаться? Я написал и издал в 2011 году в Институте Русской цивилизации за свои деньги национальный учебник «Экономическая теория. Политическая экономия национального хозяйства» и преподаю по нему.
В.А. Волконский, независимый эксперт: Я постараюсь совсем коротко. Мне представляется, что отсутствие связующей идеологии — это сейчас наша главная проблема. И тут нельзя ограничиваться концепцией евразийства, в основу новой идеологии могла бы лечь идея многополярного мира. Это позволит разрешить многие проблемы, которые с других ракурсов неразрешимы: взаимоотношения с Китаем, наполнение понятия «евразийство». Ясно, что цивилизационные центры, которые сейчас возникают, противостоят американской глобализации. Со временем они будут наполняться содержанием и силой. В то же время все экономические и политические силы, лежащие в основе глобализации, этого необходимого и мощного движения, сейчас должны и будут играть на создание крупных регионов. Тот способ глобализации, который продвигали США и Европа, слишком узок прежде всего в духовно-идеологическом плане. Они сделали огромное дело, подняли человечество на другой уровень материального производства, но этот этап пройден. Они разбудили другие цивилизации, которые были совершенно провинциальными, и эти цивилизации требуют иных гуманитарных подходов.
У нас сейчас идеологией по-настоящему никто не занимается, ее никто не разрабатывает. Необходимо развитие всей духовно-идеологической сферы. Разделение религии и идеологии совершенно устарело. Необходимо развивать новую область знания — науку об эволюции духовно-идеологической сферы. Во всех университетах должны быть кафедры, где занимались бы проблемами духовно-идеологической сферы.
Стремление в первую очередь к материальному достатку, материализм, который усвоен всем миром, должен быть откинут и заменен более широким взглядом.
Что понимать под евразийством? Прежде всего, конечно, надо основываться на опыте Советского Союза, изучать, пропагандировать, транслировать знания о нем. Также следует использовать и идеологию марксизма-ленинизма, глубже ее изучать, обновлять — она, конечно, устарела.
Думаю, что победа Трампа — это очень важный этап. Многополярный мир уже несколько десятилетий формируется на планете, заменяя собой однополярный мир. Об этом свидетельствует и победа Трампа на выборах. Трампу надо помогать, ни в коем случае не насмехаться над ним и не говорить, что он ничего не сможет сделать. Не он, так другой сможет. Трамп провозгласил мирный переход к многополярному миру. Америка может быть лидером, но в другом смысле. Она еще долго будет лидировать в научно-техническом прогрессе, в различных отраслях культуры и так далее. Вот в этом направлении, по-моему, надо строить нашу идеологию и работу наших средств массовой информации.
А.Г. Ибрагимов, директор Института русско-китайского стратегического взаимодействия, ректор Школы здравого смысла: Буквально три минуты. Первое: Евразийский союз должен быть, если его не будет, мы погибнем. Второе: государственные объединения строились на различных основаниях — национальный признак, язык, культура, религия, идеология. По моему глубокому убеждению, Евразийский союз надо строить на принципах этики. Об этом уже говорили Александр Иванович, упомянувший о списке Си Цзиньпина, и господин Олейников, перечисливший принципы, на основе которых живут и работают народы, населяющие нашу страну. Первый — общее выше личного, второй — духовное выше материального, третий — служение выше владения, четвертый — власть выше собственности, пятый — справедливость выше закона. Это пять принципов, на которых может строиться такой союз. Евразийский союз должен формироваться как отдельная цивилизация. Существует совокупный Запад, но совокупного Востока на сегодня пока нет. И именно России предстоит решить эту задачу — создать совокупный Восток. Все объективные предпосылки к этому есть. Чего нет? Нет элиты, которая могла бы реализовать данный проект. К большому сожалению, нынешняя российская элита в этом не заинтересована. Она строит или пытается строить наше государство на тех принципах, о которых говорил уважаемый господин Мигранян, то есть на основе старой европейской традиции. На мой взгляд, это тупиковый путь. Мы с конца XVII века пытаемся по нему идти, и никак у нас не получается. Поэтому надо воспитывать элиту, кроме того, необходимо внести соответствующие изменения в обучающие программы, подготовить кадры — и вперед. Перспективы светлые, путь известный, как говорил Мао Цзэдун.
С.Ю. Глазьев: Прежде всего, уважаемые коллеги, хочу поблагодарить всех за участие, за живой, интересный разговор. Похоже, ушедший, точнее, покинувший нас, Мигранян по индексу цитируемости занял первое место, хотя он выполнил свою миссию инициатора некоторой дискуссии по отношению к «внешнему врагу», я бы сказал. В связи с этим я тоже хочу оттолкнуться от тех вещей, с которыми не согласен. Самое опасное, мне кажется, в нашей работе — это впасть в две крайности: либо увлечься химерами, о чем он говорил, либо впасть в крайность утопии, в иллюзии. Никакой победы антиглобализма в США, конечно, нет, это полная иллюзия, которую нам пытаются продать.
Некоторые романтики пытаются ее внедрить в сознание нашего руководства, чтобы парализовать политическую волю. Кто-то, исходя из благих пожеланий, а кто-то, преследуя собственные интересы. Имеются в виду наши олигархи. На самом деле в победе Трампа я лично вижу агонию американского империализма, той модели глобализации, которая связана с доминированием ФРС США. Это далеко не конец. Агония может продолжаться долго, она может быть катастрофической для всего человечества — чего стоят одни только решения Трампа по поводу модернизации ядерных сил и увеличения бюджета Пентагона еще на 10%. Явно идет развязывание новой гонки вооружений, открыто обсуждается атомная бомбардировка Кореи. Самые печальные образы холодной войны на начальном ее этапе вызваны, так сказать, из могил. Остается ли американский режим очень агрессивным, антироссийским и антиевразийским? По сути США продолжают вести гибридную войну, причем я бы не сказал, что американская администрация состоит из идиотов, вовсе нет. Это спаянная команда, куда входят военные интеллектуалы, уже проявившие себя в кибервойнах, в системном подходе, системном анализе. Они в отличие от женщин Обамы, которые управляли во внешней политике, войны не боятся и говорят вполне серьезно. Исходя из этого, я считаю, что главная угроза для нас — Соединенные Штаты как источник нестабильности и новой мировой войны. И в этом смысле европейский выбор и европейские ценности надо понимать с точки зрения исторических параллелей, для нас они всегда означали войну. Что бы они о себе ни говорили, начиная от Великой смуты и заканчивая катастрофой на Украине, объятия Запада для России всегда заканчивались войной. Западная геополитика собственно из этого и исходит — достаточно вспомнить химерические произведения какого-нибудь Маккиндера или ему подобных: море против суши, надо разгромить Хартлэнд. Это чистая мифология, и она русофобская, антиевразийская, агрессивная. И, как ни странно, она не меняется, в XXI веке студентов продолжают учить вот этим метафорам.
Благодаря Андранику мы можем увидеть образ врага, евразийскую идеологию. Мне кажется, есть основания сделать другой вывод, позитивный: евразийскую идеологию, не углубляясь в философские споры, можно попытаться приземлить в каком-то прагматическом, политическом пространстве. Но прежде всего актуально требование стабильности. Евразийские империи — это всегда некий символ стабильности, они существовали веками, Советский Союз до столетия, правда, не дотянул, тем не менее это большие образования, которые гарантировали людям стабильность, чего сегодня очень сильно не хватает.
Во-вторых, многополярная идея, о которой сказал Дмитрий Аркадьевич, это как раз и есть современная модификация евразийской идеи — не как единая империя, а как многополярный и полицентричный, разнообразный, гармоничный мир, где партнерство и сотрудничество являются основой для выстраивания коммуникаций. То есть не сила, а гармония, разнообразие должны стать основой, мне кажется, новой евразийской идеи. С учетом угрозы войны она приобретает прагматический характер — нам нужна антивоенная коалиция стран, которые понимают, что они могут реализовать свои национальные интересы только в большом пространстве в процессе сотрудничества друг с другом. Я, конечно, не буду спорить насчет того, что справедливость выше закона, мне эти пять ярких тезисов нравятся, они здорово звучат, но, как ни крути, в основе новой евразийской интеграции должно лежать международное право, нарушение которого необходимо табуировать. Это именно то, что себе сегодня позволяют Соединенные Штаты, — как гегемон везде и всегда нарушают международное право. В рамках новой евразийской философии, если мы уважаем друг друга, то должны соблюдать права друг друга. И они должны быть зафиксированы письменно, включая требования к эмитенту мировой валюты и, например, требования к державам, которые пытаются обеспечить себе какой-то особый статус.
Евразийская интеграция нужна нам и для того, чтобы отгородиться от агонии американского глобализма. Если мы создадим антивоенную коалицию, а для этого необходима евразийская идеология многополярного мира, то американский империализм быстро «сдуется» и, может быть, Трамп займется тем, что он обещал американскому народу, — обустройством Соединенных Штатов.
Поскольку мы уважаем разнообразие, то должны понимать, что каждый народ, населяющий евразийское пространство, имеет право на свою собственную метафизику. Нам сегодня не хватает Фоменко, который, к сожалению, не смог принять участие в заседании. Он бы объяснил, что все сводится к единому, просто это единое в разных образах проявляется в различных культурных сферах.
А.И. Агеев: Коллеги, как мне кажется, мы не просто охватили евразийскую проблематику с разных сторон, но и сделали очень много глубоких установок, причем в наш дискурс вошли даже актуальные сюжеты. Искренне благодарю вас от имени Фонда «Память побед», представители которого здесь зримо были с нами. Уже само название — Фонд «Память побед» — обязывает и целеуказует, это очень важно. Спасибо всем за интересную постановку проблем! Мне кажется, мы получили из трех точек силы — китайской, американской и евразийской — весьма нетривиальные суждения и подходы. Все это будет расшифровано, осмыслено, опубликовано. До следующих встреч!